Один за другим стали проваливаться на защите аспиранты и ученики Александра Игоревича. И всё происходило будто бы законно, с соблюдением правил приличия.
Как-то я встретил Александра Игоревича. Он остановился, поздоровался. Мы оба чувствовали неловкость. Мешки под его глазами набрякли, суровые складки пролегли у твёрдых губ.
– Правильно вы тогда сориентировались, Пётр Петрович, что не перешли к нам, – сказал Александр Игоревич. – Желаю вам уцелеть и завершить начатое. Всё-таки найдите минутку, забегите ко мне. Я передам вам некоторые расчёты. Могут пригодиться. За сношения со мной пока не казнят.
– Спасибо, Александр Игоревич, но я не «сориентировался». Просто характер такой, маниакальный. Начал – заверши, а не сворачивай на полдороге.
– Завидная маниакальность. Однако и чувствительность повышенная. Для дела хорошо, для здоровья – другим концом. Язву не заработайте, упорный добрый молодец.
Я вспомнил, что говорили, будто у него открылась язва желудка. Присмотрелся внимательней: к обычной смугловатости его лица прибавилась желтизна, и нос казался больше оттого, что лицо похудело, заострилось. Стало жалко его, захотелось как-то выразить сочувствие.
Он, видимо, обострённым чутьём травимого уловил, как я потянулся к нему, и причину понял, слегка отстранился, не разрешая себя жалеть.
…Через два дня на доске объявлений появился приказ об отстранении от должности «по состоянию здоровья» заместителя директора института Логина А. И. А ещё через неделю Александр Игоревич слёг в больницу с кровоточащей язвой желудка.
Глава 4
Защита
– И всё-таки защищаться надо, – сказал Кирилл Мефодиевич после моего рассказа о поездке в подшефный колхоз. – Созданная вами формула полигена Л верна. Это доказали массовые опыты. Непредвиденные последствия – издержки применения полигена. Пусть отработкой методики занимаются практики. А мы им поможем, если понадобится…
У меня оставались сильные сомнения, и я не умолчал о них. Но обычно такой осторожный Кирилл Мефодиевич теперь даже разозлился. Венчик седых волос, обрамляющий розовую лысину, вздыбился. Он приставил к моей груди указательный палец, как дуло пистолета, и начал стимулировать:
– Сколько можно тянуть с защитой? Отзывы получены, лучшие бывают редко. Вот профессор Войтюк пишет, настаивает, что диссертацию следует представить даже не как кандидатскую, а как докторскую. Войтюк-то на этом деле две собаки съел.
– А обстановка в нашем институте? – робко возразил я, в глубине души желая, чтобы он и это моё возражение опровергнул.
И Рябчун тотчас пошёл мне навстречу:
– Ну, знаете, сверхосторожный друг мой, может быть, вы ещё станете приноравливаться к настроению этого пройдохи Владимира Лукьяновича?.. – Он задумчиво подёргал себя за кончик длинного носа, выщипнул из него какой-то волосок, чуть скривился от боли и тут же забыл о ней. Потом взялся откручивать себе ухо, рассуждая: – Ваши опасения ещё можно понять, если бы вы работали в отделе Александра Игоревича под его непосредственным началом. Но в данной ситуации мы нейтралы, швейцарцы, у меня с Евгением Степановичем давно и бесповоротно установились ровные деловые отношения. Трое членов совета – мои однокашники ещё по университету, академик Михайленко, – тут он почему-то бросил косой взгляд на Таню, хлопотавшую у синтезатора, – весьма благосклонен к нашему ведомству. И потом, в конце концов, возможные камни преткновения выявит предварительная защита… Одним словом, подымайте флаг на мачту – и вперёд!
Когда я стал пересказывать Тане наш разговор с профессором, оказалось, что она его каким-то чудом слышала и запомнила слово в слово, хоть и находилась не очень близко от нас и была как будто целиком поглощена работой. Поражаясь феномену женского слуха, я не удержался от шутки:
– Неужели у тебя такие большие уши?
– Вытягиваются по мере надобности.
– Как у зайца.
– Как у верного пса, – поправила она меня. – И учти, что в защите твоей диссертации и продвижении на новую должность заинтересован не ты один, – блеснула лукавым взглядом, – хоть и не очень верится в успех «предприятия»…
– Так мне защищаться или нет? – растерялся я.
– Конечно, защищайся. Кто не рискует, тот не проигрывает.
– А кто не проигрывает, тот не учится на своих ошибках, – передразнил я.
– И не научится до глубокой старости.
Последнее слово по несогласованному правилу должно было оставаться за ней. В этом она была непреклонна, говорила: «Хорошие семейные традиции закладываются до женитьбы».
…Защита состоялась в зале для пресс-конференций. К моему удивлению, он заполнился почти до отказа. Пришли аспиранты кафедры генетики из университета, прилетели наши коллеги даже из Новосибирска.
Таня помогла мне развесить таблицы и диапозитивы на видных местах и ушла в зал. Она села, как я просил, сбоку во втором ряду, чтобы мне её было хорошо видно.
Доклад мой занял ровно девятнадцать минут: не зря по Таниной подсказке репетировал с часами. Выступили оппоненты, подчеркнули объём проделанной работы, указали на ошибки соискателя, продекламировали: «Но, несмотря на недостатки, работа, безусловно, заслуживает…»: первый – «высокой», второй – «самой высокой оценки».
Кирилл Мефодиевич так возрадовался, что дважды подмигнул мне: дескать, видите, дела наши блестящи, – при этом не забывая постучать согнутыми пальцами о стул. Таня гордо улыбалась, слыша хвалебные слова в мой адрес. Председательствующий Евгений Степанович время от времени благосклонно кивал головой.
После оппонентов выступил профессор из Новосибирска, а затем на трибуну взошёл первый институтский красавец Рожва, старший научный сотрудник из «гвардейского» отдела, где проходила предварительная защита. Он тогда сидел рядом с Таней, чем доставил мне несколько беспокойных минут. Одетый в наимоднейшие вещи, рослый, широкоплечий, с породистым, мужественным лицом и надменным поворотом головы, сей неотразимец знал себе цену и умел держаться с натренированным достоинством. Таня два раза заинтересованно взглянула на него, а он, подперев квадратный, с ямочкой подбородок большим пальцем и делая вид, что внимательно слушает выступающих, рассматривал женщин в зале. Поэтому теперь он не вызывал у меня никаких опасений. Я решил, что он выступает, чтобы покрасоваться перед очередной избранницей.
Угостив слушателей и слушательниц обаятельной белозубой улыбкой, он весело заговорил о том, какое значение имеет моя работа и для науки, и для медицины, и для сельского хозяйства, демонстрируя эрудицию во всех этих отраслях. Так же как второй оппонент, он тоже считал, что работа заслуживает докторской степени при одном обязательном условии…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
